Неизвестный Таиланд Паттайе Таиланд

Неизвестный Таиланд

[Опубликовано 2009-10-22 Неизвестный Таиланд автор Денис Абсентис]

Рыцарь Людовика XIV при дворе короля Сиама

Роль грека Фальконе в тайской истории, причины его казни и роль иезуитов в переговорах с Сиамом - предмет жарких споров среди тайских и западных историков. Большинство же русскоязычных читателей вряд ли знают, что благодаря Фальконе мушкетер его величества короля Людовика XIV и будущий знаменитый пират Форбен два года был адмиралом и генералиссимусом вооруженных сил Сиама, а Король-Солнце в награду за предательство посвятил Фальконе в рыцари королевского ордена св. Михаила.

***

Лопбури, ранее известный как Лаво, был когда-то одним из важнейших центров кхмерской империи, а в XIII веке был присоединен к королевству Сукхотай. Во время правления короляНараи Великого в королевстве Аютая в середине XVII века Лопбури стал считаться второй столицей. Сейчас бывшая вторая столица больше известна своими обезьянами, обитающими прямо в центре города и совершенно не боящимися людей. Они проворно прыгают по припаркованным машинам и крышам домов, виснут на электропроводах, как на лианах, и взбираются на телевизионные антенны. Обезьяны эти - макаки-крабоеды, обычно живущие в прибрежных мангровых лесах и охотящиеся там на крабов. Как и когда они попали в Лопбури, где нет ни мангровых лесов, ни крабов, никому теперь не известно. По местной же легенде сам город был основан как раз обезьяной-полубогом Хануманом. Много туристов приезжает сюда на ежегодный праздник, когда жители устраивают необычный банкет, готовя хвостатым обитателям города богатый стол. Считается, что в ответ люди получают хорошую карму. Раньше жители устанавливали около сотни небольших столиков, но это, как показала практика, было интересно только для изучения поведения обезьян и определенных этологических выводов - столиками завладевали самые сильные обезьяны и отказывались делиться с другими, даже если не могли доесть все до конца, поэтому пир мог превратиться в массовую обезьянью драку. Теперь же посреди храма Пранг Сам Йот устанавливается одна общая огромная семиметровая тарелка, наполненная овощами, фруктами и рисом, общим весом около двух тонн. Но туристам надо быть бдительными, потому что обезьянки очень интересуются не только едой, но и фотоаппаратами, кинокамерами и другими полезными вещами, оставленными без присмотра.

Турист, случайно попавший в Лопбури, будет, вероятно, удивлен, если попадет на улицу «Рю де Франс». Не все знают, что многое здесь построено с помощью архитекторов Людовика XIV в те года, когда французский король был полон надежд колонизировать Сиам. Надеждам этим не суждено было сбыться.

***

Государство Аютайя, сменившее распавшуюся державу Сукхотхай, было образовано в XIV веке. К концу XVI века, после долгой борьбы с бирманцами и кхмерами, Аютайя стала одним из сильнейших государств на Индокитайском полуострове. В XVI веке в Аютайе, ведущей обширную внешнюю торговлю с Китаем, Японией и Индией, появляются первые европейцы. Сначала прибывают португальцы, которые после захвата ими Малакки добились подписания выгодного торгового договора с Аютаей. Затем появляются голландцы, французы, испанцы, англичане. Король дает им право строить в столице свои кварталы, храмы, фактории, торговые лавки. Но только торговать становится со временем европейцам не особо интересным - им очень хочется превратить страну в свою колонию. К XVII веку особое рвение проявляют в этом французы и орден иезуитов.

К этому времени король Нарай уже практически перенес столицу Сиама в Лопбури (тогда - Лаво) - подальше от скопища европейских торговцев в Аютайе - и выстроил там роскошный дворец, который, к сожалению, полностью не сохранился. Сам король проводил в Лопбури восемь месяцев в году. Переводя на французские реалии - дворец в Лопбури стал для короля Нарая тем же, чем Версаль для Людовика. Сегодня здесь можно увидеть только руины дворцовых построек - бывшие тронные залы, дворцовые склады, стойла для слонов, окруженные живописным парком. Строился этот дворец также при помощи французских архитекторов. Ибо король Людовик XIV был уверен, что рано или поздно ему удастся обратить короля Нарая в христианство и сделать страну оплотом для распространения влияния Франции и католичества на весь регион. Особый повод к оптимизму появился у него в 80-х годах XVII века - в этот момент, в первый и последний раз в истории Сиама, власть в королевстве сконцентрировалась в руках иностранца. Фактически, вторым по могуществу человеком в стране после короля стал загадочный авантюрист грек Фальконе, исполняющий обязанности первого министра королевства. К этому времени иезуитам, обосновавшимся в Таиланде с начала XVII века (первая иезуитская миссия появилась здесь в 1607 году), удалось не только наладить контакт с Фальконе, но и провести операцию в их духе - Фальконе, запутавшийся в любовных отношениях с двумя молодыми католичками, предусмотрительно доставленными в Сиам иезуитами, женился на пятнадцатилетней Марии Гюимар и вынужден сам обратиться в католичество, поскольку иначе свадьба не могла бы состояться. Теперь, полагали Людовик и папа, давним намерениям, наконец, суждено сбыться - учитывая планируемую помощь могущественного Фальконе, Сиам шел к ним в руки сам.

***

Сведения о Константине Фальконе достаточно противоречивы, несмотря на то, что о его жизни написано несколько книг. Мотивы действий Фальконе - по сей день предмет спекуляций в работах по тайской истории. Был ли он поначалу тайным агентом англичан, которые в лице представителя английской Ост-Индийской компании Ричарда Барнеби поспособствовали его проникновению ко двору короля Нарая, работал ли он только на французов, или был просто авантюристом, преследовавшим свои собственные цели. Скорее всего, все это имело место быть.

Как бы там ни было, но факты таковы: бывший моряк греческого происхождения (род. в 1647 году на острове Кефалония, одном из Ионических островов, расположенных в юго-западной части Греции) Константине Фальконе (урожденный Κωνσταντίνος Γεράκης) в 12 лет завербовался юнгой на одно из судов английской Ост-Индской компании, перешел в протестантство и взял себе псевдоним - Фалькон. Юный авантюрист оказался полиглотом - за время странствий и занятий торговлей и контрабандой он выучился португальскому, английскому, французскому и малайскому языкам. В 1675 году Фальконе прибыл на английском судне в Сиам, изучил тайский язык, а с 1679 года становится скромным переводчиком сиамского пракланг (ведомство первого министра, позже министерство торговли и иностранных дел). Фальконе быстро делает головокружительную карьеру, сумев завоевать доверие короля Нарая, и уже к 1683 году сам фактически занимает пост первого министра, весьма кстати умершего к этому времени. Близость к королю и растущие власть и богатство хитрого грека становятся предметом зависти для многих членов королевского двора. Основная же проблема в том, что националистически настроенным кругам совершенно не нравится такое влияние на государство иностранца. Но поделать они пока ничего не могут.

Это было время, когда Людовик XIV возобновил пропаганду католической религии, начатую еще при Ришелье. Король-Солнце уже давно пытался завязать отношения с Сиамом, первые письма от него и папы Климента IX были переданы королю Нараю еще в 1673 году, но дело на этом и встало. Теперь же не воспользоваться такой удачной ситуацией Людовик и папа римский просто не могли - на захват Сиама отправляется диверсионная группа иезуитов под прикрытием французского посольства.

Пехотинцы папы римского

«Иезуит, сами зовутся социетаты Иезу, или товарищи Исусовы, суть духовные в папежской церкви, живут особливыми монастырями, начало их от шляхтича Игнатия Леоли в 1534 году, должность их состоит в научении детей закону папежскому, языка латинскаго и других наук, яко же повсюду проповедовать закон их и утверждать власть папы».

(Первая русская энциклопедия, написанная в 1744-1746 гг. известным историком и государственным деятелем В.Н. Татищевым)

Оружием распространения католической веры и власти папы долгое время служил религиозный орден Римско-католической церкви «Общество Иисуса», неофициально называемый орденом иезуитов. Методы работы ордена вполне прозрачно отражены в сегодняшнем переносном значении слова «иезуит», использующегося для характеристики лицемерного, коварного, опасного и двуличного человека.

Появился орден в XVI веке. В 1534 году магистр богословия Игнатий Лойола и шесть его самых близких друзей собрались вместе, чтобы создать дружину духовных рыцарей, что-то среднее между армией и тайным обществом. Окончательно орден был утвержден папой Павлом III в 1540 году и со временем стал самой разветвленной шпионской сетью Ватикана. Для распространения влияния католической церкви иезуиты, которых тогда называли «пехотинцы римского папы», шли на любые ухищрения, действуя согласно девизу ордена «цель оправдывает средства» (Finis sanctificat media), и занимались любого рода идеологическими диверсиями. Орден ориентировал своих адептов на постоянную, в качестве привычной нормы, «двойную жизнь» - разведку, шпионаж, агентурную и связную работу, диверсии, убийства и выживание в рамках «стратегии непрямых действий» и скрытого управляющего контроля над развитием событий. Иезуиты активно занимались наукой и образованием, используя знания своеобразно - еще при Игнатии Лойоле один из пунктов устава ордена гласил: «Вы должны называть белое черным, если так решит Церковь».

В Азии проповедь учения «в лоб» не проходила, действовать иезуиты могли только хитростью. Вот, к примеру, описание работы иезуитов в Индии из книги Генриха Бемера «Иезуиты»:

«Итальянский иезуит Роберт де Нобили, с 1606 года проповедовавший Евангелие в Мадуре, в Южной Индии, решил изменить это печальное положение вещей, обращаясь уже не к париям, а непосредственно к браманам.

С этой целью он сам превратился в синиази, или кающегося брамана. Он купил себе шапку огненно-красного цвета, покрывало, красно-желтую одежду из муслина и деревянные башмаки кающихся синиази. Затем он обрил себе голову, украсил уши огромными серьгами, выкрасил лоб желтой мазью из сандалового дерева, являющейся отличительным признаком браманов, и поселился в землянке, где жил в уединении в течение целого года, питаясь овощами и водой. Таким образом ему удалось обратить на себя внимание браманов, и те в конце концов стали посещать его. Уверив их клятвой в древней знатности римских браманов, он достиг полного успеха в своем притворстве. Под именем Татува-Подапар-Суами, то есть «обладателя 96 совершенств истинного мудреца», браманы формально признали его одним из своих и торжественно приняли в свою касту. Но и после этого он держался очень осторожно, никого не посещал и сам показывался на людях как можно реже, словом, принимал все меры, чтобы окружить и свою личность, и свое учение обаянием тайны.

Неудивительно, что в скором времени к нему стали обращаться со все более настойчивыми просьбами открыть школу. В конце концов он решился сделать что, остерегаясь, однако, полностью приподнять завесу тайны. Он говорил на местном наречии как настоящий браман, писал работы на тамильском языке, в которых христианство, странным образом перемешанное с индусской мудростью, приняло вид совершенно индусского учения. Он составлял песнопения, настолько похожие и по своей форме, и по своему содержанию на древние гимны индусским богам, что только опытный глаз мог различить их».

Подобным образом иезуиты действовали и в Китае, где они закрепились при дворе китайских императоров. Иезуит Маттео Рикки изучил диалект, на котором говорил правящий класс мандаринов, ознакомился с китайской наукой и весьма удачно перемешивал свои религиозные проповеди с лекциями по экспериментальной физике и математике. Несмотря на враждебное отношение, от которого он удачно сумел избавиться, надев костюм мандарина, он смог еще в 1599 году заложить в Нанкине первый католический храм. Занимались иезуиты и прямым коммерческим шпионажем. Например, католическому священнику-иезуиту, французскому пастору д'Антреколю, удалось проникнуть в закрытый город Кинг-То-Чен, центр императорской фарфоровой промышленности, где, по его словам, работало более миллиона ремесленников. Сообщения от него регулярно поступали во Францию, и, несмотря на подозрительность и бдительность китайских властей, иезуиту удалось переправить на родину описанный им конвейерный процесс производства и даже образцы каолина.

За время своего существования орден превратился в организацию, восстановившую против себя все народы, а слово «иезуит» стало означать хитроумного и коварного лжеца в чернойсутане. К XVII веку способность к мимикрии и возросшая мощь ордена, уже обладавшего весьма влиятельной религиозно-идеологической, политической и экономической силой, стали настораживать даже самого папу римского, и в противовес иезуитам в 1622 году Ватиканом была образована новая церковная структура «Священная конгрегация пропаганды веры» (Congregatio Propaganda Fide), в задачу которой входило руководство проповедования католической веры среди язычников и церковное управление территориями, не имеющими самостоятельной иерархии. После Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.) в Европе резко возросло влияние Франции - «старшей дочери Римско-католической церкви», как ее тогда называли, и во Франции в 1660-е годы было организовано новое католическое сообщество, получившее название «Парижское общество иностранных миссий». Епископы общества назначались непосредственно папой римским, а все миссии были непосредственно подчинены Священной конгрегации пропаганды веры. В дальнейшем оппозиция ордену дворов великих католических монархов Европы (Испании, Португалии, Франции) и собственные опасения вынудят папу Климента XIV своей буллой вообще упразднить иезуитов в 1773 году. Но изгнанный из Европы орден все равно выживет, например, на территории Российской Империи, где иезуитов взяла под свое покровительство сама царица Екатерина II «в той надежде... что они хотят посвятить себя распространению просвещения». На сегодня общее число иезуитов во всем мире оценивается в 20 тысяч человек. А 2008 год начался с события, ранее в исторических хрониках не упоминавшегося: таинственный и могущественный орден иезуитов открыто избрал своего нового верховного генерала, или, как его принято именовать, «черного папу», испанского прелата Адольфо Николаса, 29-го преемника святого Игнатия Лойолы, основателя ордена. Папа Бенедикт XVI сразу же утвердил этот выбор. После избрания Адольфо Николас в первой же проповеди полемически напомнил, что в эти дни газеты «писали всякие небылицы про историю и нынешнее бытие нашего общества», говорили о «стремлении к власти», но мы лишь «служим Богу, Церкви и миру».

***

Вряд ли известный французский транссексуал Франсуа Тимолеон, он же аббат де Шуази (1644-1724), ожидал, что именно он на пару с шевалье де Шомоном окажется во главе первого французского посольства в Сиаме. Тимолеон был человеком весьма неординарного нрава, младшим сыном канцлера, возглавлявшего секретариат герцога Гастона Орлеанского, брата короля. Как и многих младших отпрысков знатных семейств, родители прочили его в служители церкви, однако детство, проведенное в компании с Месье, младшим братом Людовика XIV, наложило свой отпечаток на личность будущего аббата. Месье очень любил переодеваться в женское платье и пристрастил к этому маскараду товарища своих детских игр Франсуа Тимолеона.

Превосходно образованный, владелец нескольких церковных бенефиций, женоподобный Тимолеон в восемнадцать лет получил постриг и должность аббата. Но церковная карьера юношу явно не устраивала, и он, переодевшись в женское платье, отправился в Бордо, где, скрыв свой истинный пол, поступил в театр. В 1671 году он под именем графини де Барр поселился в окрестностях Буржа. Вернувшись через несколько лет в Париж, он некоторое время продолжал жить в женском облике, именуя себя мадам де Санси. В мужской костюм юноша облачался крайне редко - только чтобы принять участие в одной из придворных церемоний, которыми во множестве отмечено царствование Людовика XIV. Учитывая эту страсть к перевоплощениям, именно аббату де Шуази духовник короля предложил отправится в Сиам с тайной миссией.

Итак, в 1685 году в Сиам, кроме официальной части французского посольства во главе с обращенным в католичество гугенотом и религиозным фанатиком шевалье де Шомоном (Chevalier de Chaumont), отправилась сборная диверсионная команда из шести специально отобранных иезуитов и трех священников «Парижского общества иностранных миссий» под руководством аббата де Шуази и будущего известного пирата Клода де Форбена. Их тайной задачей было обратить короля и сиамский народ в католическую веру. Миссионеры «Парижского общества», знакомые с методами работы иезуитов, даже хотели по иезуитскому методу использовать для себя облачение буддистских монахов, но Конгрегация пропаганды веры им в этом отказала.

Прибывший в сентябре в Лопбури «духовный спецназ» расселяется в специально для него построенном доме Вичаен, развалины которого можно лицезреть и сегодня. Позже, после отбытия посольства, этот комплекс зданий станет личной резиденцией самого Фальконе. В этот исторический период французским миссионерам предоставляется полная свобода действий. Католики спешно возводят христианские храмы, открывают католическую семинарию. Помимо пропаганды христианства им было поручено составлять для военных целей карты, изучать морские течения и господствующие ветры. Также иезуитам с подачи Фальконе удалось заинтересовать короля проектом строительства обсерватории, подобной Пекинской, которую они пообещали возвести королю Нараю. Король заинтересовался этим предложением, тем более что в ночь с 10-го на 11-е декабря 1685 года ожидалось полное затмение луны. Тем временем иезуит отец Ташар (Fr. Guy Tachard), приближенный исповедника французского короля, ведет тайные переговоры с Фальконе. Для демонстрации своих возможностей Фальконе назначает бывшего мушкетера Клода де Форбена на должность главнокомандующим всеми военными и морскими силами Сиама. На следующее же утро Фальконе от имени короля дарит ему «36 темнокожих рабынь, двух слонов, большое количество алмазов и китайского шелка», как пишет Форбен в своих мемуарах. Ташар и Фальконе совместно разрабатывают план полного подчинения Сиама французскому королю и католической церкви. План сводился в основном к двум пунктам: Фальконе предлагал для подрыва сиамского государственного аппарата изнутри направить в Сиам большое число переодетых в светское платье иезуитов, которых он назначил бы на должности правителей провинций, городов и фортов. Для давления на Сиам извне следовало создать на его территории французские города-колонии с мощными гарнизонами. Формально во главе государства по-прежнему должен был стоять сиамский король, но он превращался в марионетку в руках французского наместника.

С ходу решить эти стратегические задачи так и не удалось - король Нарай в католическую веру обращаться упорно не хотел. 14 декабря 1685 французские послы покинули Сиам слегка разочарованными. Они успешно заключили коммерческое соглашение с Сиамом, получили указ короля о свободе проповеди христианства на всей территории страны, при условии, что этот указ никогда не будет обнародован. Но главная цель посольства и инструкция самого Людовика XIV, известного своей религиозностью, остались невыполненными. На требование де Шомона дать четкий ответ о возможности крещения короля, ему тем же Константином Фальконе было переведено письмо Нарая по этому поводу. Нарай Великий писал: «Если Всемогущий Создатель Вселенной желал, чтобы все люди поклонялись Ему одним и тем же образом, разве Он, возможно, не дал бы всем людям тоже самое чувство и туже самую склонность поклоняться Ему тем же самым образом? Но также как мы восхищаемся красотой и разнообразием естественных вещей, нужно думать, что и Он получает такое же удовлетворение от того, что Ему поклоняются по-разному...»

Но надежда еще отнюдь не была потеряна, ибо во Францию вместе с полупровалившим миссию французским посольством отправляется ответное сиамское посольство во главе с Коса Паном. Прием Людовиком XIV этого посольства 1 сентября 1686 года произвел фурор и вызвал небывалое обсуждение в высших кругах Франции. Экзотическая одежда посланников, специальная «машина», в которой было принесено письмо французскому монарху от короля Нараи, подаренные Королю-Солнцу превосходные восточные шелка и высказанное небывалое с европейской точки зрения почтение к монарху - все это долго служило предметом разговоров при дворе. А художники поспешили запечатлеть на картинах и гравюрах как сам прием (напр, Николас Лармессин, 1686 г.), так и сиамское посольство отдельно или самого Коса Пана (напр, Johann Hainzelman). В честь события чеканятся монеты-медали, а главная улица французского Бреста переименовывается в Рю де Сиам.

Иезуиты утверждают, что нужно только время, и проблема будет решена. Король-Солнце, за три года до того женившийся на питомице иезуитов мадам де Ментенон (Мишле даже утверждал, что именно иезуиты помогли ей пробраться в постель монарха в обмен на обещание добиться отмены Нантского эдикта) и находящийся под ее сильным влиянием, верит этому безоговорочно. Но переговоры с сиамским посольством во Франции бессмысленны - посол Коса Пан оставался в полном неведении относительно тех темных сделок, которые заключал за его спиной Ташар.

Тогда по приказу Людовика министр Жан-Батист Кольбер, известный всем по романам Дюма «Десять лет спустя» и «Двадцать лет спустя», организует новое посольстве в Сиам под руководством Симона де ла Лубера.

Сиамское посольство пробыло во Франции с июня 1686 до марта 1687 года и отправилось в обратный путь, сопровождаемые новым французским посольством, все тем же о. Ташаром и еще двенадцатью иезуитами, специально отобранными духовником Людовика XIV. Официальное прикрытие иезуитов - обслуживание обсерватории. 1 марта 1687 года из Бреста в Сиам вышла эскадра из шести военных кораблей. Кроме посольства и иезуитов, в Сиам также отправляются 300 рабочих и 1400 французских солдат под командованием маршала Франции Дефаржа. По прибытии в Сиам половина солдат ждет в Бангкоке, артиллерия эскадры была приведена в боевую готовность. Остальные прибывают в Аютаю 27 сентября 1687 года. К тому времени известный своим буйным нравом «адмирал Сиама» де Форбен, поссорившийся с могущественным Фальконе, уже сбежал на родину (где позже в награду за потопленные торговые английские и голландские корабли получит титул графа от Людовика XIV, покровительствующего пиратам), но французским войскам с помощью Фальконе предоставляется дипломатический иммунитет, они не подчиняются никаким сиамским военачальникам и чиновникам, кроме самого Фальконе. Таким образом Фальконе фактически продал страну французам.

Посол Симон де ла Лубер, похоже, от всех дел запланировано самоотстраняется и больше интересуется сиамскими массажистками (первое описание тайского массажа принадлежит именно ему), а решением всех политико-религиозных вопросов занимаются иезуиты. Отец Ташар предъявляет Сиаму ультиматум с требованием передать французским войскам важнейшие крепости Сиама: Бангкок и Мергуи. Происходит это по наводке Фальконе. Возможно, он просто не видит другого выхода - в это время у него возникают серьезные проблемы из-за работающего на него английского контрабандиста Сэмюэля Уайта, базирующегося в Мергуи и из-за своих темных дел втягивающего Сиам в войну с княжеством Голконд и с английской Ост-Индской компанией. Поэтому еще в ноябре 1686 года Фальконе, встревоженный безответственным поведением Уайта, обратился с письмом к пастору де ла Шез, предлагая передать Мергуи французам.

Большинство членов королевского совета высказалось за то, чтобы удовлетворить французские требования и 16 октября ультиматум был принят. Также были подписаны соглашения, дающие еще большие привилегии Французской Ост-Индийской компании по сравнению с прошлым договором от 1685 года. В результате Дефарж и основная часть его войск оккупировали Бангкок, который они стали тщательно укреплять, а в Мергуи губернатором был послан Дюбрюан с гарнизоном в 120 человек. Тем временем Фальконе подготавливает полную аннексию Сиама Францией. По крайней мере, в этом уверены иезуиты. Тем более, что на место короля, в случае смерти Нарая, планируется посадить его приемного сына, который уже заранее с подачи иезуитов крещен в католичество. Но, возможно, авантюрист Фальконе просто водит французов за нос, обещая им несбыточное.

Ясно одно - Людовик уже заранее уверен в полном успехе операции по захвату Сиама, обещанном ему иезуитами: посольство привозит высочайший указ о пожаловании Фальконе графского титула и посвящении его в рыцари ордена Святого Михаила, а также множество подарков от Короля-Солнца и папы Иннокентия XI. Принятие в орден св. Михаила - старейший французский королевский орден, формально ограниченный ста рыцарями - это самая высокая честь, которую мог предоставить король Франции за предательство Фальконе.

Укрепившись в Бангкоке и Мергуи, французы стали вести себя как завоеватели и очень скоро вызвали недовольство народа, а агрессивная проповедь христианства настроила против интервентов буддийскую сангху. Националистическая оппозиция под во главе с командиром слоновьей гвардии Пет Рачи набирает силу. В это время к ней присоединяется и прибывший из Франции сиамский посол Коса Пан. Что видел посол во Франции за время своего пребывания, нам теперь не известно. Но что-то в Европе Коса Пану явно не понравилось. Он приходит к мысли, что лучше бы Сиаму держаться от Европы подальше.

При первой возможности, когда король Нарай сильно заболевает, 18 мая в стране происходит так называемая Сиамская революции 1688 года. Король помещен под домашний арест. Вскоре Нарай умирает своей смертью, новым королем становится Пет Рача, который сразу инициирует жесткое отношение к европейцам, называемое часто в западных статьях ксенофобским режимом. Французские гарнизоны в Бангкоке и Мергуи осаждены. После нескольких месяцев вооруженной борьбы им приходится оставить Сиам. Попытка Дефаржа восстановить французское влияние в Сиаме путем захвата острова Пхукет была безуспешной. Французские иезуиты, лишившись своих привилегий, спешно покидают страну, миссионеры французско-ватиканского «Парижского общества иностранных миссий» брошены в тюрьмы. Католическая семинария и некоторые храмы разрушены или разграблены. Деятельность христианских миссий полностью парализована.

В результате этого государственного переворота Фальконе и его последователи были арестованы и убиты 5 июня 1688 в Лопбури. Труп Фальконе был разрублен и скормлен собакам - наиболее позорная смерть.

***

Одиннадцать лет спустя в Сиам вновь вернулся французский иезуит отец Ташар, бывший сообщник Фальконе и автор книги «Сиамское посольство, затерявшееся в Африке, 1686» (это о другом посольстве, из-за кораблекрушения не доехавшем до Португалии), с надеждой восстановить отношения Сиама с Францией и католическим миром. Иезуитский миссионер еще до этого не раз пытался связаться с новым королем, чтобы передать ему письма французского короля и папы римского, но Сиам на его попытки никак не реагировал. И на этот раз, хотя отца Ташара торжественно приняли во дворце, ему было дано понять, что никакой надежды на восстановление отношений быть не может. Через 13 лет отец Ташар скончался во французских колониях Индии, так и не дождавшись исполнения своей миссии. А европейцев практически не пускали в Сиам еще добрую сотню лет.

Здесь также можно отметить, что Фальконе перед смертью пытали, пытаясь выведать местонахождение его богатства, но Фальконе так ничего и не сказал. Возможно, потому что он сам этого не знал? Если иезуиты действительно привезли в Сиам для Фальконе награду за предательство - вряд ли кто-то может всерьез предположить, что он так рисковал только ради бесполезного рыцарского титула - то логично предположить, что безопасней всего было его передать одним способом - спрятать прямо в доме Вичаен, резиденции шевалье Шомона. Ведь этот дом с отъездом посольства автоматически перешел в собственность Фальконе. Но поскольку задача еще не была выполнена - король Нараи так и не был крещен - то, скорее всего, иезуиты так и не сказали Фальконе, где оно лежит. Узнать это он должен был только по факту выполнения миссии. Нашел ли его сам Фальконе? Нашел ли золото кто-нибудь за прошедшие века? Нашли ли его бирманцы, захватившие город в XVIII веке? Или оно еще ждет того, кто, зная психологию иезуитов, догадается о месте клада?

PS. Сова, встреченная мной в доме Фальконе. Или же это был его дух?

[Опубликовано 2009-10-21 Неизвестный Таиланд автор Денис Абсентис]

Сколько цветов пьет радуга?

...когда видите радугу, не отделяя себя от нее
когда видите красивый закат и становитесь им
это ум разделяет
на самом же деле, звезды усеянные по небу
находятся внутри нас, а мы - в них
нет никакого разделения
нет никакой границы...

Ошо                                                                                                                                                                                                                       ..

В любом словаре вы можете прочитать, что радуга по-тайски называется «рунг» (รุ้ง). Но обычно тайцы в разговоре будут говорить  не «рунг», а «рунг кин нам». Издавна было понятно, что радуга связана с водой, так как появлялась обычно после дождя, и считалось, что радуга спускается на Землю, чтобы пить воду («кин нам»). Возможно, в старые времена радуга виделась сиамцами неким драконом или змеем пришедшим на водопой, чем-то подобным австралийскому Радужному Змею. Также было распространено поверье, что радуга указывает на золото и драгоценные камни. И многие бежали за радугой, стремясь найти это загадочное место, но хитрая радуга всегда убегала от них. Неизвестно, сколько цветов видели сиамцы в радуге в старые времена. А сколько цветов радуги видят они сегодня? Оказывается, тут тоже не все однозначно.

Фраза «каждый охотник желает знать, где сидит фазан» известна каждому с детства. Этот мнемонический прием, так называемый акрофонический способ запоминания, предназначен для запоминания последовательности цветов радуги. Здесь каждое слово фразы начинается с той же буквы, что и название цвета: каждый = красный, охотник = оранжевый и т.д. Таким же образом те, кто поначалу путался в последовательности цветов российского флага, сообразили, что для его описания подходит аббревиатура КГБ (снизу вверх) и больше не путали.

Такая мнемоника усваивается мозгом скорее на уровне так называемого «кондиционирования», а не просто обучения. Учитывая, что люди, как и все другие животные, - жуткие консерваторы, то любая задолбленная в голову с детства информация у многих очень плохо поддается изменению или даже просто блокируется от критического подхода. Например, русским детям со школы известно, что в радуге семь цветов. Это зазубрено, привычно, и многие искренне недоумевают, как так получается, что в некоторых странах число цветов радуги может быть совсем другим. Но кажущиеся несомненными утверждения «в радуге семь цветов», так же как и «в сутках 24 часа» - это лишь продукты человеческой фантазии, к природе никакого отношения не имеющие. Один из тех случаев, когда произвольная выдумка становится для многих «реальностью».

Радугу всегда видели по разному в разные периоды истории и в разных народах. В ней различали и три основных цвета, и четыре, и пять, и сколько угодно. Аристотель выделял только три цвета: красный, зеленый, фиолетовый. Радужный Змей австралийских аборигенов был шестицветным. В Конго радуга представляется шестью змеями - по числу цветов. Некоторых африканские племена видят в радуге только два цвета - темный и светлый.

Так откуда же взялись пресловутые семь цветов в радуге? Это как раз тот редкий случай, когда источник нам известен. Хотя явление радуги объяснил преломлением солнечных лучей в каплях дождя еще в 1267 году Роджер Бэкон, но проанализировать свет додумался только Ньютон и, преломляя луч света через призму, сначала насчитал пять цветов: красный, желтый, зеленый, синий, фиолетовый (он называл его пурпурным). Затем ученый присмотрелся - и увидел шесть цветов. Но цифра шесть верующему Ньютону не приглянулась. Не иначе, как бесовское наваждение. И ученый «высмотрел» еще один цвет. Цифра семь ему подходила: число древнее и мистическое - тут и семь дней недели, и семь смертельных грехов. Седьмым цветом Ньютону причудился индиго. Так Ньютон стал отцом семицветной радуги. Правда, сама его идея белого спектра, как совокупности цветных, в то время отнюдь не всем понравилась. Даже выдающийся немецкий поэт Гете возмущался, называя утверждение Ньютона «чудовищным предположением». Ведь не может быть, что самый прозрачный, самый чистый белый цвет оказался смесью «грязных» цветных лучей! Но тем не менее со временем пришлось признать правоту ученого.

Разделение спектра на семь цветов прижилось, и в английском языке появилась следующая запоминалка - Richard Of York Gave Battle In Vain (In - для синего indigo). А со временем об индиго забыли и цветов стало шесть. Так, по выражению Ж. Бодрийара (хоть и сказанному совсем по другому поводу) «модель стала первичной реальностью, гиперреальностью, превратив весь мир в Диснейленд».

Теперь наш «волшебный Диснейленд» весьма разнообразен. Русские до хрипоты будут спорить о радуге семицветной. Американских детей учат шести основным цветам радуги. Английских (немецких, французских, японских) тоже. Но все еще сложнее. Кроме разницы в количестве цветов существует другая проблема - цвета не те. Японцы, как и англичане, уверены, что в радуге шесть цветов. И с радостью вам их назовут: красный, оранжевый, желтый, голубой, синий и фиолетовый. А куда делся зеленый? Никуда, его в японском языке просто нет. Японцы, переписывая китайские иероглифы, иероглиф зеленого цвета потеряли (в китайском он есть). Теперь в Японии зеленого цвета нет, что приводит к забавным казусам. Российский специалист, работающий в Японии, жаловался, как ему один раз пришлось долго искать голубую (аой) папку на столе. На видном месте лежала только зеленая. Которую японцы видят голубой. И не по тому, что они дальтоники, а потому что в их языке нет такого цвета как зеленый. То есть он вроде и есть, но это оттенок голубого, как у нас алый - оттенок красного. Теперь, под внешним влиянием, существует, конечно, и зеленый цвет (мидори) - но это с их точки зрения такой оттенок синего (аой). То есть не основной цвет. Вот и получаются у них голубые огурцы, голубые папки и голубой цвет светофора.

Англичане согласятся с японцами по количеству цветов, но никак по составу. У англичан в языке (да и в других романских языках) нет голубого цвета. А раз слова нет - то и цвета нет. Они, конечно, тоже не дальтоники, и голубой от синего отличают, но для них это просто «светло-синий» - то есть не основной. Так что англичанин искал бы упомянутую папку еще дольше.

Таким образом, восприятие цветов зависит только от конкретной культуры. А мышление в конкретной культуре сильно зависит от языка. Вопрос «цветов радуги» - не из сферы физики и биологии. Им должна заниматься лингвистика и даже шире - филология, поскольку цвета радуги зависят только от языка общения, ничего априорно физического за ними нет. Спектр света непрерывен, и его произвольно выделенные участки («цвета») можно обозвать как угодно - теми словами, которые в языке есть. В радуге славянских народов семь цветов только потому, что есть отдельное название для голубого цвета (по ср. с англичанами) и для зеленого (по ср. с японцами).

Но и этим проблемы цветов не заканчиваются, в жизни все еще запутанней. В казахском языке, например, радуга семицветна, но сами цвета с русскими не совпадают. Тот цвет, что переводится на русский язык как голубой - в казахском восприятии смесь голубого с зеленым, желтый - смесь желтого с зеленым. То есть то, что считается смесью цветов у русских, считается самостоятельным цветом у казахов. Американский оранжевый - это отнюдь не наш оранжевый, а зачастую - скорее красный (в нашем понимании). Кстати в случае цвета прически, наоборот, red - это рыжий. Со старыми языками то же самое - Л. Гумилев писал о сложностях отождествления цветов в тюркских текстах с русскими, например «сары» - это может быть и цвет золота, и цвет листьев, т.к. занимает часть «русского желтого» диапазона и часть «русского зеленого».

Меняются цвета и от времени. В киевском изборнике 1073 года написано: «В радуге свойства суть червеное, и синее, и зеленое, и багряное». Тогда, как мы видим, на Руси в радуге различали четыре цвета. Но что это за цвета? Сейчас мы поняли бы их, как красный, синий, зеленый и красный. Но так было не всегда. К примеру, то, что мы называем белым вином, называлось в древности вином зеленым. Багряный мог обозначать любой темный цвет, и даже черный. А слово красный вообще было не цветом, а обозначало первоначально красоту, и в таком смысле сохранилось в сочетании «красная девица».

Сколько же цветов в радуге на самом деле? Этот вопрос практически не имеет смысла. Длины волн видимого света (в диапазоне 400-700 нм) можно обозвать какими удобно цветами - им, волнам, от этого не тепло и не холодно. В реальной радуге, конечно, бесконечное число «цветов» - полный спектр, и выделить из этого спектра «цветов» можно сколько угодно (условных цветов, лингвистических, тех для которых мы можем придумать слова).

Еще более правильным ответом будет: нисколько, в природе цветов вообще не существует - иллюзию цвета создает только наше воображение. Р.А. Уилсон по этому поводу любил приводить старинный дзэновский коан: «Кто тот Мастер, который делает траву зеленой?» Буддисты это всегда понимали. Цвета радуги создает тот же Мастер. И он может создавать их совсем по-разному. Как отметил кто-то: «сталевары различают массу оттенков в переходе от желтого к красному...»

Тот же Уилсон отмечал и такой момент: «А знаете ли вы, что апельсин „в действительности" голубой? Он поглощает голубой свет, который проходит сквозь его кожуру. Но мы видим апельсин именно „оранжевым", потому что в нем нет оранжевого света. Оранжевый свет отражается от его кожуры и попадает на сетчатку наших глаз. „Сущность" апельсина - голубого цвета, но мы это не видим; в наших мозгах апельсин оранжевый, и мы это видим. Кто же тот Мастер, который делает апельсин оранжевым?»

Примерно об этом же писал и Ошо: «Каждый луч света состоит из семи цветов радуги. Ваши одежды красные по одной странной причине. Они не красные. Ваши одежды поглощают шесть цветов из луча света - все, за исключением красного. Красный отражается назад. Остальные шесть поглощаются. Поскольку краснй отражается, он попадает в глаза других людей, поэтому они видят ваши одежды красными. Это очень противоречивая ситуация: ваши одежды не красные, вот почему они кажутся красными». Отметим, что для Ошо радуга семицветна, хоть он уже проживал в «шестицветной» Америке.

С точки зрения современной биологии в радуге человек видит три цвета, т. к. человек воспринимает оттенки тремя видами клеток. Физиологически по современным представлениям здоровые люди должны различать три цвета: красный, зеленый, синий (Red, Green, Blue - RGB). Кроме клеток, реагирующих только на яркость, некоторые колбочки в глазу человека избирательно реагируют на длину волны. Биологи выделили цветочувствительные клетки (колбочки) трех видов - то самое RGB. Трех цветов нам вполнехватает, чтобы создать любой оттенок. Остальное бесконечное множество различных промежуточных оттенков достраивается мозгом, исходя из соотношений раздраженности этих трех видов клеток. Это и есть окончательный ответ? Не совсем, это тоже всего лишь удобная модель (В «реальности» чувствительность глаза к синему цвету существенно ниже, чем к зеленому и красному).

Тайцев, как и нас, учат в школе, что цветов в радуге семь. Почитание цифры семь возникло в давние времена из-за знания человечеством известных ему тогда семи небесных тел (луна, солнце и пять планет). Отсюда и появилась в Вавилоне семидневная неделя. Каждый день соответствовал своей планете. Эта система была заимствована китайцами и распространилась дальше. Число семь со временем стало почти священным, каждому дню недели соответствовал свой бог. Христианский «шестоднев» с добавочным выходным воскресеньем (по-русски изначально как раз и носившим название «неделя» - от «не делать») распространился по всему миру. Так что вряд ли Ньютон мог бы «открыть» в радуге другое число цветов.

Но в повседневной жизни количество воспринимаемых цветов у тайцев зависит от места проживания. В городе скорей будет официальное количество - семь. А в провинции - по разному. Причем цвета радуги (สีรุ้ง) могут различаться даже в соседних деревнях. Например, в некоторых поселениях на северо-востоке есть два оранжевых цвета «сом» и «сед». Второе слово значит что-то вроде «более оранжевый». Как и в случае, скажем, с чукчами, имеющими в языке больше разных названий для белого цвета, поскольку они издавна различают оттенки белого снега, выделение тайцами отдельного цвета не случайно. В тех местах растет на деревьях красивый цветок «докджан» (ดอกจาน), цвет которого отличается от привычного цвета апельсина «сом». В словаре вы этого слова, скорее всего, не найдете. Но об этом цветке можно услышать в тайских песнях на исанском наречии:

คิดฮอดเด๋อีสาน คิดฮอดดอกจานทุ่งลุยลาย

«Я очень скучаю по Исану, скучаю по цветам докджан Тунг Луилай»

«Лесное пламя», «Огонь леса»  - под таким названием обычно известен цветок «докджан» цвета «сед». А какой цвет мы бы использовали по-русски, описывая этот цветок?

 

[Опубликовано 2009-10-21 Неизвестный Таиланд автор Денис Абсентис]

Священные майны

Все мы знаем, что некоторые животные «передразнивают» других живых существ или подражают другим услышанным ими звукам. Кроме известных имитаторов - попугаев, существуют записи ворон, которые имитируют скрип ворот, тюлень из бостонского зоопарка говорил «хэллоу» с бостонским акцентом...  Да и слоны способны издавать гораздо более разнообразные и сложные звуки, чем считалось до сих пор. Например, слониха Млайка умеет подражать звукам проезжающего грузовика, которые она слышала на шоссе Найроби-Момбаса. Но одно дело - читать об этом в газете, а другое - неожиданно столкнуться без подготовки.

Ранним утром я сидел в маленьком ресторанчике на берегу Меконга, пил кофе и смотрел как слонов перевозят через реку на специальных лодках-паромах. И в этот момент я услышал за спиной чей-то голос.

- Как дела?

Я обернулся и ...никого не увидел. Чуть поодаль стоял торговец с корзиной фруктов и смотрел на реку. Больше не было никого. Я пожал плечами, подумал, что почудилось, и налил себе еще чашечку кофе.

- Как дела? - снова раздалось за спиной. Я обернулся и, наконец, понял, кто это говорит. Но это приветствие было обращено не ко мне. За мной под деревом стояла просторная клетка. В клетке сидели две птички и смотрели друг на друга.

- Дорогая малышка, - продолжила диалог одна птичка. - А не хочешь ли ты бананчиков с рисом?

- Хочу. Скорей-скорей.

- Да кто же нам их даст?

- Эээх...

Я подошел к клетке и уставился на птичек. Видимо, вид у меня был настолько задумчиво-идиотский, что одна птичка повернулась ко мне и  поинтересовалась, все ли у меня хорошо. Это было уже чересчур.

Если бы дело было, скажем, в Штатах, то это был бы явно сюжет для скрытой камеры. Но запрятанных динамиков и журналистов-приколистов в зоне клетки не наблюдалось. Птички повторили свой диалог с небольшими вариациями, раскрывая рты. Подколки не было. Птички были настоящие. И добро бы это были попугаи. Говорящий попугай меня бы не смутил. Но нет, это были не попугаи. Впервые в жизни я пожалел, что я не орнитолог. Но ведь говорили-то птицы по-лаосски - может, смысла никакого и не было, а я его себе просто накрутил,  неправильно расслышав и поняв звуки?

Мне ничего не оставалось, кроме как подойти к местным лодочникам и вопросить:

- А скажите мне, братья, о чем щебечут эти милые создания в клетке? Ибо если они ничего не говорят, то, значит, я сошел с ума и мне самое время ехать в больницу делать томмограмму мозга или просто пойти утопиться в Меконге.

- Да вон та птица говорит, что хочет клейкого риса с бананом... Но она не очень хорошо говорит по-лаосски, тона не правильные...

Оказалось, что этими птицами были майны. Вообще говоря, скворцовые славятся способностью к звукоподражанию. Причем подражают они не только человеческой речи, но и многим другим звукам, как природным, так и техногенным. Известна история про скворца, который чуть не свел с ума целую геологическую партию, подражая звуку грузовика.

Мне же попались не обыкновенные майны, а наиболее известные подражатели, другой вид и даже род - священная майна Gracula religiosa.

У майн развита акустическая сигнализация в группах, поэтому они с радостью пополняют свои речи человеческими словами, телефонными звонками, жужжанием бензопилы... Известны поющие майны и подражающие вою волков.

Не все майны имеют подобные таланты, и разных особей способности далеко не одинаковы. Одни могут научиться говорить очень хорошо, а другие издают только раздирающие ухо звуки или молчат. На воле священная майна подражает сигналам других видов птиц. Однако лучше всего у них получается человеческая речь. Майны выучиваются не только точно перенимать тон человеческого голоса, но заучивают целые фразы, насвистывают песни. У этих птиц чистые, почти человеческие голоса. В точности передачи звуков человеческой речи майны превосходят даже попугаев. В Китае и Вьетнаме майны сидят в клетках прямо на улицах и кричат всем - хэллоу, ни хао, синь тяо. Гласные - очень важные компоненты человеческой речи - удаются майнам превосходно. Английские биоакустики провели акустическое исследование человеческой вокализации майн с помощью спектрографа и показали, что их имитации содержат форманты и резонансы, очень близкие к тем, что производит в своей речи человек. Но как майнам удается резонировать звуки, если у них нет резонаторных полостей, какими у человека является горло, ротовая и носовая полости - на этот вопрос однозначного ответа еще нет.